Уничтоженные кладбища Москвы

17.11.2013
Иногда в тех или иных источниках нам попадаются выражения типа: «ликвидировано кладбище…», или «кладбище было уничтожено…», или «на этом месте прежде находилось кладбище» и т.п. У большинства подобная информация вызывает недоумение: как это такое может быть? Ведь кладбище это что-то священное и неприкосновенное, это такая же дорогая, порой бесценная память новых поколений о прежнем минувшем, как семейная реликвия. Как можно уничтожить или ликвидировать семейную реликвию! – выбросить на помойку, скажем, мамины рукоделия или продать отцовы спортивные награды… Только не помнящий родства бессердечный и неблагодарный потомок так может поступить. Это позорное поведение. И, как правило, такой цинизм не афишируется, – даже записным циникам хватает чувства меры, даже пусть и из корыстных соображений, чтобы не обнародовать своих подвигов. Но сохранить в тайне уничтожение такого крупного, имеющего непосредственное отношение ко множеству живых, объекта как кладбище – невозможно. 

И неверно думать, что закрытие, ликвидация, уничтожение кладбищ – это лишь советский произвол, наряду с обычным в этот период сносом церквей и монастырей. Да, конечно, советский тоталитаризм нередко видел в каком-либо захоронении, а то и в целом кладбище идейного врага, что не оставляло такому захоронению или такому кладбищу шансов на существование. Вспомним, как «по идейным соображениям» были уничтожены могилы Столыпина, Распутина, Багратиона, о. Валентина Амфитеатрова, ликвидированы подчистую многие монастырские кладбища, на которых прежде хоронили с точки зрения новой власти классовых врагов – высокопоставленных царских сановников и капиталистов. Да, это все происходило в ХХ веке повсеместно. Но, как ни удивительно это кому-то покажется, безжалостное, небрежное отношение к местам упокоения было и в императорской России, и даже в допетровском Московском царстве – по сути, клерикальном государстве. В последние годы очень много говорится о советском изуверском отношении к отеческим гробам, но обычно – по незнанию ли, или умышленно, чтобы не бросать тень на беспорочную, сказочно-прекрасную дооктябрьскую святую Русь – как-то не обнародуется ровно такое же отношение к местам упокоения в прежнюю эпоху.

Кладбища и захоронения уничтожались всегда. Они и теперь уничтожаются. Только не лопатой и бульдозером, как когда-то, а безынтересным к ним отношением со стороны живых. Об этом мы еще будем говорить. А пока вспомним по порядку некоторые случаи ликвидации мест захоронений – и недавние, и довольно отдаленные во времени.

В середине 1990-х годов в самом центре Москвы проводились невиданные по масштабам земельно-строительные работы: на Манежной площади был построен торговый центр, уходящий в глубь культурных слоев на четыре этажа! Оставим на совести проектировщиков такую «архитектурную находку», но отдадим должное строителям и археологам: практически все ценное с точки зрения истории и культуры, что было обнаружено в этом котловане, в том числе и древнее монастырское кладбище, не пропало, не исчезло, не оказалось вывезенным вместе со строительным мусором на свалку.

Помимо прочего, под Манежной площадью археологи обнаружили захоронения монахинь существующего на этом месте в XVI-XVIII Моисеевского монастыря. Кости были бережно перенесены на кладбище подмосковной деревни Ракитки, что на 14-ом километре Калужского шоссе.

Но археологи продолжили раскопки. И наконец, достигли древнейшего культурного слоя. И что же они там нашли? – православное кладбище. Самое раннее, как оказалось, в столице вне стен Кремля. Благодаря этой находке был сделан важный вывод: в глубокую старину на месте Манежа стояла какая-то церковь, о которой не сохранилось решительно никаких сведений, – когда построена, когда исчезла, как называлась? Но теперь доподлинно известно, что храм здесь был. Потому что хоронили новопреставленных в старину только при храме. Археологи обнаружили на этом безвестном старинном погосте под Манежем порядка сорока «костяков». Там же были найдены многочисленные предметы, захороненные вместе с умершими, – браслеты, перстни, ожерелья, другие украшения, в том числе изделия из серебра. Найденные останки были перезахоронены все в тех же Ракитках на Калужской дороге.

Обратим внимание: еще задолго до революции на месте нынешней Манежной площади существовал жилой квартал – знаменитая гостиница «Лоскутная», другие здания. Но появилась эта застройка не на пустом месте, а там, где в XVI-XVIII веках находился монастырь с кладбищем. Но и монастырь, как мы теперь знаем, благодаря раскопкам на Манежке, встал на каком-то древнейшем в Москве и забытом к тому времени приходском кладбище. Вот так меняются эпохи, и каждая новая эпоха оставляет память о себе, попирая и разрушая при этом наследие своей предшественницы.

В 1748 году императрица Елизавета Петровна именным своим указом повелела ликвидировать все приходские кладбища по улицам от Кремля до Головинского дворца, причем могилы сравнять с землей, а надгробия употребить в строительство. Почему же Божии нивы попали в такую немилость к полсветной повелительнице? – дело в том, что Елизавета Петровна в Москве обычно жила в одном из батюшкиных гнезд – Головинском дворце на Яузе. Но ей довольно часто, как говорится, по долгу службы, приходилось бывать и в Кремле. И когда самодержица ездила из Немецкой слободы в Кремль и обратно и встречала по дороге похороны, с ней делалось расстройство чувств. Так вот чтобы не видеть впредь похорон и, таким образом, не травмировать душу напоминаниями о неизбежной участи каждого, она распорядилась срыть до основания все кладбища по пути своего следования в Москве. Каково это было родственникам погребенных там?.. Но кто и когда в России считался с поданными?

Известный путеводитель «По Москве», издания М. и С. Сабашниковых, рассказывает: «В 1817 г. он (Васильевский собор, – Ю.Р.) возобновлен и реставрирован по-старому, причем соборное кладбище было закрыто, дома, окружавшие его снесены…». Впоследствии это «закрытое» Васильевское кладбище на Красной площади было окончательно ликвидировано. Этого потребовали в данном случае градостроительные задачи.

Но уничтожались кладбища в старину и по чисто коммерческим, барышным соображениям. Вот как это происходило. Начиная со второй половины XVIII века, в связи с появлением больших общегородских кладбищ, приходские, расположенные в черте города, перестают быть местами захоронений умерших. А их территория с тех пор используется для застройки, будто это резервные городские пустоши. Для приходских причтов бывшие кладбища, а вернее освободившиеся от могил пространства при церквах, сделались немалой статьей дохода: земля в центре Москвы всегда ценилась очень высоко, и желающих приобрести ее себе в собственность было предостаточно. Поэтому настоятели и старосты нередко способствовали скорейшему запустению и исчезновению своего приходского кладбища, чтобы затем с выгодой распорядиться освободившейся территорией. Иногда бывало и так: причетники на свой счет строили возле храма на бывшем кладбище дом и затем уже выгодно продавали его. Это приносило куда больший доход, нежели просто распродавать ниву Божию по кускам. Историк церкви Н.П. Розанов так писал об этом в 1868 году: «О памятниках на кладбищах и помина не было; живой человек на могилах умерших возводил себе огромные жилища и, для основания их, беспощадно разрывал могилы, совсем не обращая внимания на то, что нарушал покой своих собратьев. На нашей памяти, при постройке двух больших домов на месте бывшей Воскресенской, на Дмитровке, церкви (снесена в 1807 г.) и недавно при сооружении огромного здания на бывшем погосте церкви Иоакима и Анны близ Пушечного двора (снесена в 1776 г.), рядом с Софийскою на Лубянке церковью, кости умерших были грудами вырываемы из земли, и прах тех, кого в свое время родственники или дружеская любовь оплакивала горячими слезами, с холодным равнодушием собирали в кули и ящики, и вывозили для общего похоронения на кладбища вне города». Единственная положительная деталь в этом отрывке, отличающая дореволюционную ликвидацию кладбищ от уничтожения их в советский период, это то, что прежде прах умерших, пусть и с холодным равнодушием, но все-таки собирали и где-то вновь хоронили. Были кости, да легли на погосте. В советское же время, если кладбище застраивалось, то грунт, выбранный экскаватором, вместе с костями, использовался затем единственно для выравнивания поверхности, там, где это требовалось – для засыпки оврагов, всяких ложбин и т.п.

Так мы подошли к советскому периоду – самому, как считается, агрессивному по отношению к кладбищам и могилам. Почему именно так было в это время? – ведь тоталитаризм императорской России был не менее тоталитарным, нежели советский. Однако до революции отношение к кладбищам было все-таки куда как щадящим. А потому что, кроме причин, имевшихся в дореволюционной России, добавились еще и причины чисто советские: собственно, мы их уже отмечали – идеологические.

Первые кладбища, существование которых не отвечало интересам новой власти, были монастырские. Помимо того, что на этих кладбищах покоились, по мнению победителей, преимущественно недоброй памяти «сатрапы», «мироеды», «захребетники», «эксплуататоры» и т.п., сами монастыри, как правило, стали использоваться в различных нуждах народного хозяйства. Какие-то превратились в жилые комплексы, какие-то в предприятия, а какие-то стали и лагерями. Во всяком случае, нахождение в монастыре кладбища уже никак не соответствовало новому его назначению.

Старейший в Москве Даниловский монастырь после закрытия и изгнания братии был передан в ведение НКВД. И в нем разместился лагерь для заключенных-детей. Естественно, некрополь ликвидировали. Лишь немногие останки были перенесены на другие кладбища. Большинство же могил так и пропало бесследно. Например, в монастыре находилась могила основоположника российской гинекологии Владимира Федоровича Снегирева. В 1889 году доктор Снегирев основал гинекологическую клинику на Девичьем поле, которой было присвоено имя ее создателя к столетию последнего. Возле клиники стоит памятник В.Ф. Снегиреву. На Плющихе, на доме, где он жил – мемориальная доска. А вот могилы одного из крупнейших российских медиков не существует. Скорее всего, о Снегиреве при поспешной ликвидации кладбища попросту забыли. Потому что вряд ли у новой власти были к нему какие-то претензии.

Также были «забыты» могилы поэта Михаила Александровича Дмитриева, знаменитого славянофила Юрия Федоровича Самарина, историка литературы, академика Николая Саввича Тихонравова.

А вот могилы генерала Ивана Александровича Вельяминова, действительного статского советника Григория Михайловича Безобразова, князей Волковских, князей Гагариных, купцов Ляпиных, Куманиных, Шестовых, конечно же, были уничтожены вполне целенаправленно.

Перенесены на другие кладбища с Даниловского монастырского были лишь Н.В. Гоголь, А.С. Хомяков, Н.М. Языков, Н.Г. Рубинштейн, Ф.М. Дмитриев и В.Г. Перов.

В 1983 году Даниловский монастырь был возвращен Московской патриархии. В течение пяти лет он реставрировался. И теперь вполне восстановлен. При проведении работ строители то и дело натыкались на захоронения. В те годы у северной стены «новой территории» стояли две двухсотлитровые кадки, и пока шло восстановление монастыря, в них постоянно складывали все новые и новые человеческие кости, так что кадки, в конце концов, наполнились доверху. Когда же работы были завершены, все найденные останки похоронили возле Поминальной часовни. Теперь там устроены две братские могилы с крестами над ними. Это все, что осталось от старейшего в Москве кладбища.

Ровно такая же участь выпала некрополю Симоновского монастыря. За редким исключением все захоронения там бесследно пропали. Более того, значительную часть кладбища там занял гигантский дворец культуры. А, следовательно, на этом кладбище даже захоронения не сохранились под землей: когда рыли котлован под фундамент, их попросту вырыли экскаватором и вывезли вместе с грунтом неизвестно куда.

Среди утраченных симоновских захоронений можно назвать такие ценные для Москвы могилы как композитора Александра Александровича Алябьева, книгоиздателей Глазуновых, поэта Ивана Семеновича Баркова, москвоведа Вадима Васильевича Пассека. В то же время несколько знаменитых симоновцев – Дмитрий Владимирович Веневитинов, Сергей Тимофеевич Аксаков и Константин Сергеевич Аксаков – были перезахоронены на Новодевичьем.

По плану реконструкции Симонова монастыря, на сохранившемся участке внутреннего кладбища – в углу, у Солевой башни, где неподалеку похоронен упомянутый Пассек, должен вскоре встать большой памятный крест. А вокруг него будет устроен Сад Памяти. Планам этим уже не мало лет, но крест пока так и не установлен.

Некрополь Новодевичьего монастыря на первый взгляд кажется отчасти сохранившимся: там сейчас около ста надгробий разных знаменитостей: Дениса Давыдова, Ивана Лажечникова, Михаила Загоскина, Алексея Плещеева, Сергея Соловьева, Владимира Соловьева, Михаила Погодина, Федора Буслаева, Алексея Брусилова и других. А ко времени закрытия монастыря в 1920-е, на кладбище насчитывалось свыше двух тысяч восьмисот могил и надгробий, среди которых были многие десятки всяких знаменитостей.

Поскольку монастырь в прежние времена был традиционным местом заточения попавших в немилость высокопоставленных особ женского пола – Софьи Алексеевны, Евдокии Федоровны, – то распоряжение новой власти учредить в нем Музей раскрепощения женщины представляется вполне логичным. Кроме музея в монастыре были устроены квартиры для советских трудящихся. Монашеские кельи и прочие монастырские помещения были более чем комфортным жилищем для вчерашних обитателей московского дна. Но даже этим неизбалованным новоселам было неуютно жить на кладбище – среди крестов и часовен. Поэтому народная власть тогда же решила кладбище в бывшем монастыре совершенно ликвидировать. А на месте, освободившемся от надгробий и могильных холмиков, новые обитатели Новодевичьего – советские трудящиеся – немедленно развели огороды и устроили выпас для своей домашней живности.

Всего шестнадцать захоронений, в том числе А.П. Чехова, были вместе с надгробиями перенесены за ограду – на элитное Новодевичье кладбище. Все остальные памятники просто свалили в кучу где-то под стеной. Всякий желающий мог тогда приехать в Новодевичий, выбрать монумент по вкусу и, сменив на нем надписи, установить где-нибудь на могиле своих сродников.

Может быть, надгробия Новодевичьего так все и разошлись бы по рукам, но, к счастью, в 1934 году монастырь был перепрофилирован: вместо Музея раскрепощения женщины он стал филиалом Исторического музея. И уникальный некрополь тогда же стали восстанавливать заново. По схемам, по фотографиям, а чаще просто по памяти, историки определяли местонахождение наиболее достопамятных могил и устанавливали над ними соответствующие монументы. Если же камень уже не находился, – был распилен на плитку или под другим именем стоял на одном из городских кладбищ, – вместо него приходилось изготавливать новый. Поэтому теперь в Новодевичьем совсем не редкость какое-нибудь дореволюционное захоронение, обозначенное надгробием с надписью по новой орфографии. Причем эти памятники стоят зачастую совершенно произвольно: некоторые могилы вычислить спустя годы после их ликвидации уже не удалось.

В Новоспасском монастыре теперь нет могил за исключением единственной современной – архимандрита Иннокентия (Просвирнина), – и, вместе с тем, как ни удивительно, старые монастырские захоронения остались здесь практически все нетронутыми. Во всяком случае, они сохранились лучше, чем где бы то ни было. Этому поспособствовала особая участь Новоспасского, выпавшая на долю монастыря в советское время.

Вскоре после революции в монастыре был устроен исправительно–трудовой лагерь. В самый разгар антирусского геноцида в монастырь привозили целыми партиями узников и казнили их там. Где-то их кости и теперь покоятся в братских могилах на монастырской территории. Но старое кладбище при этом не пострадало. Оно сохранялось до 1932 года, когда решением Моссовета все надгробия и могильные холмики были уничтожены, а монастырь заселен трудящимися. В конце 1960-х в монастыре обосновались Всесоюзные научно-реставрационные мастерские. Любопытно заметить, что эта организация, в задачу которых входило обновлять памятники архитектуры по всему СССР, не могла привести в божеский вид даже собственный «офис». В годы, когда Новоспасский монастырь принадлежал Союзреставрации, он был одним из самых запущенных в Москве. Только что не в руинах лежал.

В годы своего затворничества в монастыре реставраторы проделали там одну очень небесспорную работу: они почти по всей территории сняли культурный слой толщиной приблизительно с метр. В сущности, эта научная реставрация была не таким уж и безумием, как может показаться. Дело в том, что монастырские строения, в том числе храмы, за века своего существования вросли в землю едва ли не по окна. Но в таких случаях чаще всего грунт снимается лишь по периметру здания, причем траншея получается шириною не более метра – полутора. Реставраторы же решили не мелочиться и опустить уровень поверхности по всей площади монастыря. Их нисколько не смутило, что большую часть площади еще сравнительно недавно занимало кладбище. И накануне закрытия монастыря в 1918 году стандартные три аршина, естественно, выкапывались относительно последнего культурного слоя, а не слоя, скажем, XVI века. В результате, если реставраторы и не добрались до самих костей, то приблизили захоронения максимально близко к поверхности. Нынешние новоспасские причетники рассказывают, что, стоит только в монастыре теперь где-нибудь копнуть, хотя бы совсем неглубоко, непременно попадаются кости. Но это как раз и свидетельствует о том, что практические все захоронения в Новоспасском сохранились.

Считается, что единственное монастырское кладбище в Москве, не пострадавшее в советское время – это старое Донское. Но это далеко не так. В первые послереволюционные годы там было уничтожено довольно много могил и передвинуто немало памятников. На некоторых участках кладбища среди могил иногда попадаются довольно большие свободные пространства. Если внимательно приглядеться, нетрудно будет обнаружить на этих свободных площадях выступающие из земли прямоугольные камни – углом или ребром. Это сохранившиеся основания стоявших на них когда-то, но затем исчезнувших монументов. Одновременно вблизи соборов всякие надгробия стоят так тесно, что между ними порой невозможно пройти. Но так тесно не хоронили прежде даже на монастырских кладбищах. Если предположить, что монахи выгадывали каждый вершок своей земли и укладывали благородных титулованных покойных едва ли не «по-братски», то как объяснить наличие в монастыре довольно просторных пустошей. И не только тех, где из земли торчат основания надгробий, но и, очевидно, никогда не использовавшихся. Но почему же местами надгробия в Донском стоят так неестественно тесно? – да потому что их сдвинули туда когда-то, собрали вместе, как экспонаты. И, разумеется, под такими сдвинутыми надгробиями не похоронен тот, чье имя выбито на камне.

Похожая судьба сложилась у кладбища Покровского монастыря. Сам монастырь был закрыт в 1920 году. Кладбище же ликвидировано к 1934-му, когда на его месте возникли… парк культуры и спортивный городок. Никаких значительных строений, вроде дворцов культуры, как в Симоновском, в Покровском монастыре построено не было. Следовательно, захоронения под землей, очевидно, в основном сохранились. Согласно архивным данным, на монастырском Покровском кладбище было около трех тысяч надгробий. Это существенно больше, чем в Новодевичьем. То есть Покровское кладбище было совсем немалым. Старые фотографии свидетельствуют о редкостной красоте и величии ансамбля памятников на кладбище: там стояли и усыпальницы-часовни, и каменные кресты, и скульптурные композиции, само собою и обелиски, колонны, саркофаги. На кладбище было похоронено много духовенства, в том числе и архиереи, знаменитые купеческие династии – Корзинкины, Шапошниковы, Мазурины, Боткины, Хлудовы.

Удивительное свидетельство о судьбе кладбища оставил последний настоятель Покровского монастыря архимандрит Вениамин (Милов). Он пишет, как уничтожался монастырь и кладбище при нем: «Сначала была отнята колокольня и снесена, церкви отделились забором от жилых зданий, Потом закрыли Покровский собор, снесли часовни кладбища, могильные памятники были закопаны в землю. При расчистке территории кладбища под парк закрылась входная в монастырь калитка». Нам за многие годы изучения истории московских кладбищ никогда не встречалось свидетельство, что свергнутые надгробия закапывались! Обычно их либо использовали повторно, выбив лишь новые имена на отшлифованной поверхности, либо – и даже чаще! – употребляли для всяких строительных нужд: пилили на плитку, разбивали на бордюрный камень и т.п. Но просто так закопать! – это же очевидная «идеологическая» акция! То есть дорогой ценный камень власти в данный момент не требовался. Но куда деть весь это тысячный лес колонн и обелисков с ненавистными крестами, ликами, ангелами, именами и титулами «эксплуататоров» на них? – ну закопать уж хотя бы! хоть так избыть с глаз! Увы, нам не известно – откопали ли впоследствии в Покровском монастыре это месторождение ценного камня? Но мы вернемся непременно к этому интереснейшему факту, выясним судьбу закопанных надгробий и расскажем в свое время читателям.

Одним из самых первых – в 1918 году – в Москве был закрыт Андроников монастырь. Как и в соседнем Новоспасском, там был устроен лагерь для всяких «контрреволюционеров». Затем в монастыре несколько лет размещалась колония для беспризорных детей. А в 1927-м, в связи с тем, что монастырь решено было отныне использовать в качестве общежития для рабочих «Серпа и молота», было уничтожено монастырское кладбище. Знакомая нам уже по примеру Новодевичьего причина: не эстетично-де людям жить на кладбище. В результате московский некрополь потерял целый ряд достопамятных могил: Андрея Рублева, основателя русского театра Ф. Г. Волкова, воинов, погибших в Северную 1700-21-го и Отечественную 1812 года войны и многие другие. Не говоря уже о могилах знаменитых аристократических фамилий: Лопухиных, Толстых, Барятинских, Аладьиных, Демидовых, Щербатовых.

Сейчас на территории Андроникова монастыря стоит монумент в память о жившем и работавшем здесь Андрее Рублеве. И многие думают, что это надгробие, под которым покоятся честные мощи самого святого иконописца. Но это не так. Где именно в монастыре лежат останки Андрея Рублева не известно. Памятный знак этот поставлен произвольно.

Вспомним и еще одно уничтоженное монастырское кладбище. Не будет преувеличением сказать, что кладбищу Алексеевского монастыря в Красном селе выпала самая печальная участь среди всех московских монастырских кладбищ. Право этот случай заслуживает того, чтобы на нем остановиться подробнее.

В 1919 году вышло постановление, запрещающее погребение умерших на кладбище Алексеевского монастыря. Правда, как рассказывают старожилы, изредка хоронили здесь и до 1930-х годов. А в 1930-е монастырь был совершенно упразднен, стены с башнями и вратами снесены, а здания, в т.ч. и церкви перестроены в соответствии с новым их назначением, причем церковь Воздвижения, XVIII века, была перестроена столь основательно, что уже нет возможности ее восстановить в прежнем виде.

Вместе с монастырем было ликвидировано и кладбище. Опять же, по рассказам старожилов, кладбище попало в немилость, во-первых, из-за того, что там было похоронено много «мироедов» и «царских сатрапов», а во-вторых, большинство могил в Алексеевском монастыре остались вовсе без призора со стороны родственников похороненных. И кладбище еще в 1920-е имело довольно-таки запущенный, бесхозный вид, что давало власти дополнительное моральное право ликвидировать его. Но это легко объясняется: приходить на кладбище и ухаживать за могилами каких-нибудь «врагов народа» – тайных советников, полицмейстеров, означало подвергнуть себя возможным репрессиям. Поэтому многие старались не показывать вида, что под роскошной кованой часовней или под гранитным распятием покоится их близкий. А уже власть распорядилась с кладбищем по-революционному решительно: надгробия были пущены на нужды народного хозяйства – гранит разрезался на облицовочную плитку и на бордюрный камень, часовни и оградки шли во вторчермет на переплавку, самые могилки совершенно сравнивались с землей, а на территории затем был устроен парк. Кажется, на всех закрытых и ликвидированных кладбищах останки некоторых известных людей эксгумировались и погребались заново где-то. О том, что кого-то перезахоронили с Алексеевского монастырского кладбища сведений нет. И очень даже возможно, что до сих пор где-нибудь возле церквей или прямо под асфальтом третьего кольца лежат кости Вельтмана, Каткова, Шанявского, Прянишникова, Каминского, Корсакова.

В начале 1980-х годов парк, устроенный на кладбище Алексеевского монастыря, был рассечен широкой трассой третьего кольца. Когда строители прокладывали дорогу, вместе с грунтом в экскаваторный ковш нередко попадались надгробия, обломки подземных склепов, полуистлевшие гробовые доски, самые скелеты. Благодаря этим раскопкам местные мальчишки могли на практике совершенствовать свои знания в области анатомии: они находили на стройке черепа, бегали потом с ними повсюду, как оглашенные, приносили их в школу и пугали одноклассниц. Совершенно не исключено, что им попался череп генерала Шанявского, – так, может быть, и спустя многие годы после смерти основатель Народного университета послужил делу народного просвещения.

Теперь бывшее монастырское кладбище поделено надвое: меньшая его часть находится с внутренней стороны третьего кольца возле церкви Алексия Человека Божия, а большая – с внешней стороны, у церкви Всех Святых.

Так теперь проносятся машины по Третьему кольцу между двух храмов, и вряд ли какой шофер знает, что у него под колесами лежат кости погребенных здесь в прежние годы людей.

Мы начали нашу заметку с упоминания ликвидированных указом Елизаветы Петровны некоторых приходских московских кладбищ. Но, конечно, куда в большей степени эти нивы Божии подверглись гонениям в советское время. Всего в советской столице было уничтожено свыше четырехсот приходских кладбищ. Вспомним лишь некоторые из них.

На углу Лубянского проезда и Мясницкой улицы, там, где в 1980-е встало новое монументальное здание КГБ, прежде находилась церковь Гребневской иконы Божией Матери. Само собою, при нем существовало небольшое приходское кладбище, на котором, кроме десятков безвестных прихожан, были похоронены два человека, могилы которых должны бы почитаться как национальное достояние. Но, увы, сохранить их не позаботились: Гребневское приходское кладбище, вместе с древним храмом, было уничтожено в начале 1930-х при строительстве первой линии метро.

Здесь, при храме, как сказано в путеводителе «По Москве», был похоронен поэт Василий Кириллович Тредиаковский. И тут же находилась могила первого российского математика Леонтия Филипповича Магницкого. Вот что писала о счастливой находке, обнаруженной при бурении какой-то там шахты «номер четырнадцать», «Вечерняя Москва» в 1933 году:

«При проходе шахты найдена гробница с прахом первого русского математика Леонтия Филипповича Магницкого. В 1703 году Магницкий издал в Москве первую русскую арифметику с арабскими цифрами вместо прежних азбучных. По этой книге впервые познакомился с арифметикой М.В. Ломоносов.

Гробницу обнаружили на глубине 4 метров. Она была выложена из кирпича и со всех сторон залита известью (цемента тогда не было). По надгробной надписи работникам Исторического музея удалось установить, что здесь был похоронен Магницкий.

В гробнице найдена была стеклянная чернильница, имевшая форму лампадки. Рядом с чернильницей найдено истлевшее гусиное перо.

Шахта № 14 заложена и проходит через фундамент бывшей Гребневской церкви, насчитывающей за собой несколько столетий. Существует легенда, будто бы церковь была основана в память гребневских казаков, дравшихся с татарами при Дмитрии Донском.

Вместе с гробницей Магницкого обнаружена и гробница его жены. Надгробная надпись описывает следующую причину смерти жены математика.

Любимый сын Магницких в течение долгих лет отсутствовал. Его уже не считали в живых. Но вот внезапно сын вернулся домой. Радость до того потрясла мать, что она умерла. Надгробная надпись, описывающая эту историю, кончается напутствием к женам, матерям и сестрам с предупреждением не пугаться подобных историй в жизни».

Магницкий жил вблизи Лубянки и был гребневским прихожанином. Дом для него выстроили по личному распоряжению Петра Первого. Потому что Магницкий был одним из ведущих преподавателей в созданной Петром же Школе математических и навигационных наук, располагавшейся в Сухаревой башне. Кстати, чернильница и перо в могиле Магницкого, возможно, это тот самый рудимент языческого представления о подобии миров – земного и загробного. Пусть он и на небесах сочиняет свои формулы, – так, наверное, рассудил тот, кто положил туда эти предметы.

А за шесть лет до этого – в 1927 году, – при раскопках у самых стен церкви, там были найдены кирпичные склепы с прекрасно сохранившимися захоронениями XVIII и XVII столетий. На одной из плит было написано, что там покоится боярыня Львова. И самые гробы, и облачение покойных – саваны, туфли, покровы, – все оказалось практически не тронутым тлением. На некоторых мумифицированных останках были надеты парики – по моде XVIII века. Так хорошо сохранились эти захоронения потому, что под Гребневской церковью и под соседними с ней постройками существовала сложная система всяких воздуховодов и дымоходов, постоянно прогревающих землю.

Еще в 1970-е годы у Троицкой церкви на Воробьевых горах находилось полтора–два десятка каменных надгробий: саркофаги, обелиски–часовенки и т.п. Сейчас там остался единственный памятник – на могиле протоиерея Петра Соколова, настоятеля этого храма с 1867 по 1910 год.

Гораздо более обширное кладбище существовало при церкви Всех Святых во Всехсвятском (на Соколе). Здесь, у южной стены храма, еще и в 1980-х было довольно много всяких памятников – плит, обелисков, колонн, крестов, с надписями, с именами. Село Всехсвятское было пожаловано перешедшему в русское подданство грузинскому царевичу Александру Петром Первым. И здесь, при церкви, кроме жителей села, были похоронены многие грузинские князья, священнослужители, деятели культуры. Теперь на месте старинного приходского кладбища аккуратный газон. За апсидой храма одиноко стоит последний памятник Всехсвятского кладбища. На нем написано: Под сим камнем положено тело грузинского царевича Александра сына князя Ивана Александровича Багратиона, родившегося 1730 года ноября в 1-й день, прожившего 65 лет, скончавшегося в 1795 году. Сей памятник воздвигнул любезнейший сын его князь Петр Иванович Багратион.

Как нам рассказал один из причетников Всехсвятской церкви, однажды им поступило указание из райкома партии: ликвидировать кладбище в церковной ограде! убрать все монументы! И пришлось исполнять указание… Для чего это потребовалось власти, можно лишь предполагать, – скорее всего, все из тех же лжеэтических соображений: нехорошо-де под окнами у трудящихся стоять надгробиям, это доставляет людям, как Елизавете Петровне, «расстройство чувств-с»…

И, наконец, вспомним некоторые большие общегородские кладбища, ликвидированные в Москве ХХ веке.

В начале 1930-х было закрыто старейшее в столице общегородское Лазаревское кладбище. А в 1936 его и вовсе ликвидировали. А кладбище, между прочим, были похоронены: первый переводчик «Илиады» Е.И. Костров; историк, профессор греческой и латинской словесности Роман Федорович Тимковский; очеркист, редактор, издатель, владелец типографий в Москве и Петербурге Иван Николаевич Кушнерев; историк, преподаватель Московской духовной семинарии, автор книги «Авраамий Палицын», Сергей Иванович Кедров. В 1837 году здесь, на родовом участке купцов Куманиных, была мать Ф.М. Достоевского – Мария Федоровна. Так, по всей видимости, распорядилась ее старшая сестра – Анна Федоровна Куманина. Могила М.Ф. Достоевской находилась саженях в пятнадцати от юго-восточного угла храма. Впоследствии, бывая в Москве и навещая могилу своей любезной родительницы, Федор Михайлович заходил и в Свято-Духовской храм, и, как рассказывают нынешние причетники, делал пожертвования на нужды храма.

На Лазаревском было много замечательных памятников. Например, над могилой безвестной Настасьи Павловны Новосильцевой вблизи церкви был установлен «от неутешных мужа и детей» памятник – «каменная группа» – работы знаменитого скульптора И.П. Витали, автора колесницы Славы на Триумфальных воротах, фонтана на Театральной площади, других работ.

После закрытия кладбища на его месте был устроен детский парк, причем большинство захоронений так и осталось в земле. На другие кладбища перенесены были очень немногие. И до сих пор, стоит где-то в парке копнуть поглубже, попадаются кости. А копали там в советское время довольно много, – строили всякие павильоны, аттракционы, сцены и прочее. Одновременно с кладбищем была закрыта Свято-Духовская церковь. Вначале ее собирались перестроить в крематорий, но потом отказались от этой идеи и отдали церковь какому-то предприятию под общежитие для рабочих. В последние годы, перед тем, как возвратить ее верующим, в церкви находились мастерские театра оперетты. Сейчас церковь Сошествия Святого Духа восстановлена. В 1999 году в память обо всех погребенных на Лазаревском кладбище там была построена и освящена Владимирская часовня.

Не было в Москве, пожалуй, другого кладбища, расположенного столь же живописно, как Дорогомиловское. Оно находилось на высоком рельефном берегу Москвы-реки между Дорогомиловской заставой и Окружной железной дорогой. И с реки или со стороны Пресни кладбище смотрелось так же, как теперь смотрится Нескучный сад из Хамовников: полоса густого леса длинною с версту и шириною в 100–150 саженей.

Возникло кладбище в «чумном» 1771 году одновременно с Ваганьковским, Даниловским, Пятницким, Рогожским и другими. Во время Отечественной войны здесь было похоронено много погибших или умерших от ран солдат и офицеров. И не только русских, но и французов. Чаще всего в источниках упоминается братская могила, в которой были похоронены 300 русских воинов – участников Бородинского сражения.

В Дорогомилове в XIX веке и в начале ХХ-го часто хоронили ученых, профессоров. Одним из первых ученых там был похоронен ординарный профессор «политической экономии и дипломации» московского университета Н.А. Бекетов. И уже затем Дорогомиловское становится прямо-таки «профессорским» или «университетским» кладбищем: там были могилы известного юриста, специалиста по гражданскому, международному и уголовному праву Л.А. Цветаева; ректора московского университета с 1832 по 1837 год, востоковеда А.В. Болдырева (в 1950-ом он был перезахоронен в Донском монастыре); профессора медицины В.М. Котельницкого; профессора математики Н.Е. Зернова (перезахоронен на Ваганьковском); терапевта, кардиолога Г.И. Сокольского; министра народного просвещения, тайного советника и, как говорится, особы приближенной к императору Николая Павловича Боголепова; профессора анатомии Д.Н. Зернова, опровергнувшего в свое время теорию итальянского психиатра Чезаре Ломброзе о врожденной склонности к преступлениям у некоторых людей; первой женщины-профессора этнографии в России В.Н. Харузиной. Были там могилы и нескольких деятелей культуры: композитора И.А. Саца (1875 – 1912; перезахоронен на Новодевичьем), писателя И.С. Серова (1877 – 1903), москвоведов П.В. Шереметьевского (ум. в 1903) и В.К. Трутовского (1862 – 1932).

И в основном эти люди так и остались лежать на дорогомиловском берегу. Лишь немногих из них перезахоронили. Впрочем, теперь там, скорее всего не осталось и тех, кого не позаботились перезахоронить в 1940–50 годы. Потому что из всех ликвидированных в Москве кладбищ, Дорогомиловское оказалось самым застроенным впоследствии. Значительная часть его территории теперь под домами, среди которых и знаменитый дом, в котором жили генеральные секретари – Л.И. Брежнев и Ю.В. Андропов. И, естественно, при строительстве этих «ампирных» гигантов все остававшиеся там кости были выбраны вместе с грунтом экскаватором и вывезены неизвестно куда.

Но старое кладбище так до сих пор и напоминает о себе. Жители района рассказывают, что стоит во дворах домов по четной стороне Кутузовского где-то копнуть, непременно наткнешься на захоронения. А когда строили мост «Багратион» и рыли котлован для фундамента на правом берегу, в ковш экскаватора то и  дело попадались кости и обломки надгробий.

Неподалеку от станции метро «Семеновская» есть небольшой сквер, над которым недавно поднялся золотой куполок, сразу очень украсивший, ожививший невзрачную Семеновскую заставу. После многих лет запустения, доведенная почти до состояния руин, здесь теперь восстанавливается Воскресенская церковь. Впрочем, в этом ничего особенного нет: церкви сейчас восстанавливаются повсюду. Но вот сквер, в котором стоит церковь, действительно, необычный. Среди деревьев, в траве, здесь лежат гранитные и мраморные камни – иногда целые прямоугольные плиты с едва различимыми надписями на них, но чаще бесформенные обломки. На них играют дети. К ним же подбегают «по нужде» собаки, которых сюда приводят жители всего района. Но при этом жителям района, как никому в Москве известно, что сквер с разбросанными по нему каменными плитами – это остатки Семеновского кладбища, когда-то одного из самых больших в городе.

На этом кладбище был похоронен известный поэт пушкинской поры Александр Полежаев, писатель и москвовед Иван Алексеевич Белоусов, архиепископ Енисейский и Красноярский Мельхиседек (Паевский), а также многие высокие военные чины: генерал-лейтенант Н.К. Цеймерн, участник Кавказской войны; генерал-лейтенант К.В. Сикстель, начальник артиллерии Московского военного округа; генерал от инфантерии В.К. Жерве, участник Крымской и Русско-турецкой войны 1877–78 годов.

Президиум Моссовета в 1935 году постановил ликвидировать Семеновское кладбище. Для чего городу это потребовалось, трудно даже предположить. Ладно бы кладбище находилось близко к центру и мешало каким-то градостроительным задачам. Нет, это, конечно, тоже не причина ополчиться на могилы, но все-таки в этом была бы некоторая логика. Но Семеновское в 1930-е годы считалось дальней московской окраиной. По соседству с кладбищем, были пустыри, огороды, ветхое жилье – строй, как говорится, не хочу, если московской власти так уж нужны были новые пространства для городской застройки. Но нет, потребовалась именно территория кладбища. После этого постановления тридцать с лишним лет кладбище не ликвидировали, но и не хоронили там никого. За это время многие надгробия были вывезены – либо для вторичного использования на других кладбищах, либо как ценный камень для нужд народного хозяйства. Ограды и металлические часовни пошли на переплавку. А в 1966 году Семеновское кладбище было окончательно уничтожено. Прямо по кладбищу прошел Семеновский проезд, разделивший его на две неравные половины, из которых лишь северная, меньшая, осталась незастроенной, – именно там теперь сквер с Воскресенской церковью и чудом сохранившимися еще несколькими надгробиями. А в основном на территории кладбища теперь многоэтажные жилые дома.

В сквере у Семеновской заставы, возле Воскресенской церкви так до сих пор и лежат многие погребенные. И сотни людей ежедневно проходят по бывшим могилам. Понятно, от самих могил не осталось и следа, но кости-то человеческие никуда не делись, они так и лежат в трех аршинах от поверхности.

И, конечно, мы не можем не вспомнить Братское кладбище на Соколе. Оно возникло спустя год с небольшим после начала Первой империалистической войны. И было специально открыто как мемориальный некрополь участников этой войны. Хоронили там в основном умерших в московских лазаретах. К 1917 году на Братском кладбище было похоронено около двадцати тысяч нижних чинов, почти шестьсот обер-офицеров, и несколько десятков лиц гражданского звания. Самое кладбище было площадью в двадцать пять  десятин. Немалое. В первые годы советской власти там хоронили как красных, так и их жертв. А в 1925 Братское кладбище было закрыто для погребения. Через семь лет оно было вообще ликвидировано, а вернее, убраны все надгробия, - погребенные, как в большинстве случаев, остались на своих местах. И до сих пор в основном лежат непотревоженными, потому что большая часть территории этого кладбища за многие годы так и не была застроена, – там был устроен парк. В канун восьмидесятилетия окончания Первой империалистической – 8 ноября 1998 года – в парке был открыт мемориал участникам этой войны. В последующие годы этот мемориал дополнялся и расширялся.

В наше время вроде бы кладбища не уничтожаются. Это считается варварством, нецивилизованным поведением. Но не уничтожаются они прежними методами – кирками и бульдозерами. Новые же, «цивилизованные» методы наступления на дорогую кладбищенскую землю очень даже распространены и в наше время. Чтобы уничтожить кладбище не обязательно валить монумент и срывать могилу. Какое-нибудь небольшое кладбище, давно закрытое для захоронений, можно оставить всяким вниманием и попечением, и оно через какое-то время исчезнет само собою. Так, например, в Москве исчезает Дьяковское приходское кладбище у церкви Усекновения Главы Иоанна Предтечи. Там осталось еще несколько бесхозных могил с догнивающими железными крестиками. И если эту ценную московскую достодивность – старинное приходское кладбище – не спасти в самое ближайшее время, то через несколько лет от него ничего не останется. Но, может быть, кому-то это нужно?..

< Пред.   След. >