Не напрасно, не случайно…

Редко кто из писателей-москвоведов не уделял внимания столичному некрополю. Некоторые, как например, Алексей Тимофеевич Саладин, прямо специализировались на изучении и описании московских кладбищ. Другие лишь касались этой темы в контексте своего творчества, но и их вклад в некрополистику не менее ценный. Вспомним некоторых из них.

И.А. Белоусов и А.Т. Саладин

Людей всегда интересовало прошлое, – этими словами начинается «Ушедшая Москва»  писателя Ивана Алексеевича Белоусова – одни из интереснейших воспоминаний о быте столицы 1870-80 годов. Но не в меньшей степени, чем само прошлое, заслуживают внимания и те, кто сохранил, кто донес до следующих поколений дела давно минувших дней.

Судьбы А.Т. Саладина и И.А. Белоусова были довольно непохожими, притом, что биографии их – на удивление – имеют много общего. В историю и тот и другой вошли как писатели–москвоведы, оставившие уникальные в своем роде памятники: Саладин – сборник «Прогулки по кладбищам Москвы», а Белоусов, кроме упомянутой «Ушедшей Москвы», – книги воспоминаний «Литературная среда», «Писательские гнезда» и другие. Теперь без этих книг просто невозможно представить библиотеку москвоведения, так же, как невозможно ее вообразить без сочинений Пыляева или Гиляровского. А ведь еще до недавнего времени Белоусов был основательно забытым автором, а Саладин – вообще безвестным.

Иван Алексеевич Белоусов

И.А. Белоусов родился в самом центре Москвы – в Зарядье, в семье портного. Как это в старину называлось, – он принадлежал к мещанскому сословию. Его отец, мнивший себя, видимо, почтенным основателем славной трудовой династии, и мысли не допускал, что сын может заниматься еще чем-либо, кроме любезного портняжного дела. Но у Ивана Алексеевича, кроме того, что он действительно наследовал отцову ремеслу, рано пробудился интерес к литературе: шестнадцатилетним мальчишкой он убежал на открытие памятника Пушкину и там, затаив дыхание, разглядывал – вблизи! хоть дотронься! – знакомых прежде лишь по портретам Тургенева и Достоевского. К тому же времени относятся и первые его поэтические опыты, что, впрочем, он скрывал от домашних так тщательно, будто занимался чем-то крайне предосудительным, прямо-таки антиобщественной деятельностью. Первые свои публикации Белоусов подписывал псевдонимом – чтобы отец не узнал! Друзьям литераторам он по этой же причине велел писать к нему не в родное ателье, а на имя какого-то знакомого конторщика в соседний стекольный магазин.

Лишь женившись и отделившись от отца, Белоусов смог выйти из андеграунда. Он много пишет, выпускает книгу за книгой, – в основном стихи. Вместе с Н.Д. Телешовым он основал «Среду» – самое знаменитое российское сообщество писателей-реалистов. Какое-то время издавал собственный журнал «Путь», в котором публиковались лучшие в ту пору перья.

И.А. Белоусов написал две книги воспоминаний о московской литературной жизни рубежа XIX–XX веков – «Литературная Москва» и «Литературная среда». Во второй книге он изобразил преимущественно писательскую элиту – в основном своих товарищей по «Среде». А вот первая – «Литературная Москва» – сочинение вообще, кажется, бесподобное. Там Белоусов выводит целую галерею портретов малых писателей из народа – Ивана Светикова, Ивана Вдовина, Алексея Слюзова, Сергея Семенова, Алексея Разоренова, Николая Астырева, Якова Егорова, Матвея Козырева, Ивана Кондратьева, Николая Успенского, Александра Бакулина, Льва Никифорова, Федора Гаврилова, Николая Лазарева-Темного, Филиппа Шкулева, Михаила Праскурина, Ивана Зачесова и других. Сам, по выражению Телешова, вышедший из «затхлой мещанской обстановки», Белоусов всегда опекал этих невеликих литераторов-любителей из крестьянской среды, из рабочих, ремесленников, этих «самоучек», как они сами назывались: печатал их сочинения в своем «Пути» или рекомендовал их другим издателям. И если бы не Белоусов, о многих из них вообще не осталось бы никакой памяти.

Наряду с прочими ценными сведениями об этих «самоучках» Белоусов часто упоминает место их упокоения. Строго говоря, некрополистом Белоусов не был. То есть он не занимался целенаправленно описанием кладбищ и могил. Но вместе с тем его вклад в некрополистику чрезвычайно велик. Могилы многих писателей предреволюционной эпохи оказались утерянными: и не только «самоучек», но порою и значительных художников. Пример тому – посмертная судьба самого Белоусова: его могила пропала вместе с ликвидированным Семеновским кладбищем. Но если уж не сохранились могилы большинства малых писателей из народа, то, благодаря Белоусову, мы, по крайней мере, можем знать хотя бы о кладбище, на котором они были похоронены.

В «Литературной Москве» Белоусов между прочим пишет, как в начале 1917 года он познакомился с Алексеем Тимофеевичем Саладиным: «Это был человек лет 40 – замкнутый, стесняющийся  во всем, неуверенный в себе. Он рассказал мне о своих трудах и через несколько дней доставил довольно объемистую книгу страниц в 350 большого формата; она носила название: «Прогулки по кладбищам Москвы». Ознакомившись с книгой, я поразился тому огромному труду, выполненному с такой любовью в очень короткий срок: в течение летних месяцев 1915 – 1916 годов. Саладин описал каждое кладбище с исторической стороны и все могилы более или менее выдающихся людей, подробно указал местонахождение могил, описал все надгробия-памятники, точно воспроизвел надписи на памятниках и сделал характеристики погребенных. В описаниях он видимо отдавал предпочтение людям литературным».

Алексей Тимофеевич Саладин

А.Т. Саладин был именно тем литератором из народа: сын ломового извозчика, он практически не имел доходов от писательского труда, – гонорары за его немногие публикации в расчет можно не принимать, – а всю жизнь кормился работой, которую едва ли можно назвать творческой: вначале наборщиком в типографии, потом сельским учителем и, наконец, конторщиком на Казанской железной дороге. Жил он в разных местах: в Москве, в Рязани, в Люберцах, последние годы – в селе Раменском, вблизи столицы.

По выходным Саладин брал фотоаппарат и отправлялся бродить по достодивным местам Москвы и Подмосковья. Он сделал сотни снимков, которым теперь просто нет цены. Увы, большинство этих снимков впоследствии пропало. Он собирался выпускать иллюстрированные путеводители – «Прогулки по Москве», «Прогулки по окрестностям Москвы». Упомянутые Белоусовым «Прогулки по кладбищам Москвы» – еще один задуманный Саладиным путеводитель, к которому он также сделал самостоятельно многочисленные фотоиллюстрации. Это были, по сути, готовые работы, но их никто так и не издал. Еще Саладин задумал сделать описание всех домов в Москве, где родились, жили или умерли известные писатели. Он рассказал об этом Белоусову. Сам он выполнить эту работу не успел. Но хотя бы идея его не пропала: спустя несколько лет Белоусов реализовал саладинский замысел – книга «Писательские гнезда» вышла в 1930 году.

Как пишет Белоусов, Саладин умер, голодая. Похоронен он был на Раменском кладбище. Могила его, так же как и могила Белоусова, не сохранилась.

По-разному сложились судьбы этих двух писателей: Белоусов был близок к литературной элите и застал почти все свои сочинения выпущенными в свет, о Саладине же элита, скорее всего, даже и не знала ничего, а труды свои он так в рукописях только и видел. Странным образом их уравняло посмертное бесславие Белоусова, – на многие годы этот крупнейший москвовед был забыт. И лишь в 1990-е состоялось их второе совместное пришествие: несколько раз уже в последнее время издавались белоусовские книги, и, наконец, впервые любители московской старины смогли познакомиться с творчеством Саладина – в 1997 году были выпущены под названием «Очерки истории московских кладбищ» его «Прогулки».

Жизнь, как говорится, прошла не напрасно…

Остается только благодарным потомкам отметить хотя бы приблизительно места их захоронений. Разумеется, никто не призывает ставить им дорогие монументы, будто литературным классикам, но положить где-нибудь в сквере у Семеновской заставы и на Раменском кладбище камни с надписями соответственно – «Писатель Серебряного века Иван Алексеевич Белоусов, 1863–1930» и «Писатель–москвовед Алексей Тимофеевич Саладин, 1876–1918» – это, кажется, долг живых. Все-таки они вошли в историю не как портной и конторщик…

П.Г. Паламарчук

Петр Георгиевич Паламарчук

Из наших современников, внесших значительный вклад в некрополистику, нам, прежде всего, хотелось бы назвать писателя Петра Георгиевича Паламарчука. Собственно, так же как и Белоусов, Паламарчук не специализировался непосредственно на изучении и описании московского некрополя. Главный труд его жизни – фундаментальное сочинение «Сорок сороков» – самое подробное собрание сведений о московских церквах и монастырях, равно сохранившихся или порушенных в разное время. Но именно благодаря этому труду Паламарчука московская некрополистика имеет вполне реализованный и прежде мало изученный и разработанный раздел о приходских погостах, большинство из которых не сохранилось.

Петр Паламарчук родился в Москве на Арбате в семье военного моряка, героя Советского Союза. Его дедом по линии матери был знаменитый военачальник маршал П.К. Кошевой. Естественно, такое родство открывало начинающему писателю возможности, каковых, как правило, были лишены внуки немаршалов и дети негероев. Так, к примеру, П. Паламарчук был чуть ли не первым в Москве пользователем персонального компьютера, – это еще в то время, когда таких игрушек не имели даже ведущие сотрудники научных учреждений. С этим его компьютером связан забавный случай. Когда П. Паламарчук впервые включил невиданное устройство, ему немедленно захотелось создать какой-нибудь документ, или, попросту говоря, написать текст. Хотя бы самый короткий. И тут, как вспоминают друзья Петра Георгиевича, десница его как-то сама собою отстучала на клавиатуре известное словцо из трех букв. Видно у русских людей в подсознании заложено проверять все новое на прочность и на работоспособность этим самым. Полюбовавшись на экране созданным текстом, П. Паламарчук, естественно, удалил его. И затем уже принялся за сочинение более пространное и менее ненормативное. Когда же он вывел это последнее на жужжащий ленточный принтер, удивлению и досаде писателя не было предела: на каждой странице рукописи, вверху полосы, была напечатана традиционная комбинация трех непроизвольно набранных им прежде букв! Раздосадованный Петр Георгиевич перезагрузил компьютер и снова вывел текст на распечатку. И снова три роковые буквы оказались там, где им не следовало бы находиться ни в коем случае! Так с тех пор П. Паламарчук и не мог вычистить этой скверны из компьютера. Но как же быть? Как показать кому-либо рукопись, каждая страница которой начинается с непечатного слова?! Петр Георгиевич нашел выход: прежде чем нести куда-то рукопись, он брал ножницы и аккуратно срезал вверху каждой страницы полоску шириной сантиметра в два-три. Так он долгое время и приходил в редакции и издательства с материалами на нестандартном формате бумаги.

Первыми же своими литературными опытами П. Паламарчук заявил о себе как о мыслителе и общественном деятеле, каковых во всем мире именуют крайне правыми, или националистами. Во главу своей эстетики П. Паламарчук ставил русские традиционные ценности – православие, державность, соборность, монархизм и т.д. Даже самые названия его произведений характеризуют его художественную и социальную направленность:  «Един Державин», «Чисто поле», «Два московских сказания», трилогия «Русская тройка» («Ивановская горка», «Козацкие могилы», «Векопись Софийского собора Кременца-на-Славе»), «Роман о Московском холме», «Москва или Третий Рим?», «Хроника Смутного времени», «Свиток». Обратим внимание на стиль автора: «един», «чисто», «векопись», «свиток»… Стилю П. Паламарчук вообще придавал важнейшее значение. Так повесть «Един Державин» написана языком настолько мастерски стилизованным, что текст произведения трудно даже отличить от оригиналов XVIII века! Это говорит о высочайшей филологической культуре автора, о его бесподобной ориентации в истории, во всех особенностях былого русского быта. Возможно, в своем роде П. Паламарчук был единственным мастером. Замечательно написал в посмертном очерке о писателе академик РАЕН Валентин Никитин: «Сегодня у нас есть все основания утверждать: большая часть литературного наследия Паламарчука — беспрецедентная попытка создать средствами художественного слова некий универсальный компендиум, всеобъемлющий путеводитель по отечественной истории. В этой попытке блистательно соединились объективность летописца, ученость историографа и талант сказителя. Паламарчук прекрасно знал легенды и поверья, былины и были родной старины и страны, – от повестований Нестора-летописца и сказаний о граде Китеже и озере Светлояре до секретных циркуляров КГБ».

Но настоящую всероссийскую славу, поставившую П. Паламарчука в ряд крупнейший отечественных писателей, ему принесло четырехтомное культурологическое и москвоведческое исследование «Сорок сороков».

Практически все биографы П. Паламарчука отмечают, что работа, которую проделал один-единственный человек, под силу разве какому-нибудь коллективу или целой научной организации. Что представляют собой «Сорок сороков»? Это систематизированный и иллюстрированный каталог всех московских культовых сооружений, включая и иноверные. Первый том посвящен кремлевским и монастырским церквам, второй – церквам, находящимся в Китай-городе, третий – в городе в границах 1917 года и четвертый – храмам на окраинах Москвы, а также молельным домам иных конфессий.

Впервые «Сорок сороков» вышли за границей – в Париже. На родине в то время подобное сочинение появиться не могло. Причем автор предпочел скрыться под псевдонимом, подписавшись Семеном Звонаревым. Но, наконец, в 1992-95 годах «Сорок сороков» были изданы в Москве за подлинной подписью автора. Спустя два года П. Паламарчук за этот труд был удостоен высшей в России премии в области истории – Макарьевской.

Разумеется, в своих статьях, составляющих беспрецедентную энциклопедию «Сорок сороков», автор уделяет приходским кладбищам и захоронениям на них отнюдь не первостепенное внимание. Прежде всего, П. Паламарчука заботит собственно храм – его судьба, история, архитектура, существовавший или существующий при нем приход, причт и т.п. Но если при храме находилось кладбище, а тем более, если там были какие-то значимые захоронения, П. Паламарчук, как правило, это отмечает. И в общей сложности таких сведений в гигантском сочинении, каковым является «Сорок сороков», набирается не так уж и мало.

Вот, к примеру, П. Паламарчук пишет о церкви Спаса Нерукотворного Образа в селе Спас-Сетунь, что теперь значится под номером 18 по Рябиновой улице. И, между прочим, автор рассказывает: «Близ алтарей – фамильное захоронение Сабашниковых: Василия Никитича (1820-1876), его супруги, малолетнего сына Василия и другого сына – известного издателя Сергея Васильевича (1873-1909). Над могилой последнего был поставлен памятник работы Н.А. Андреева, но ныне его нет. Подле храма был погребен также историк русского искусства Д.А. Ровинский (1824-1895); могила впоследствии снесена». Или рассказывая о снесенной в свое лютеранской кирхе святого Михаила на Гороховрм поле, П. Паламарчук упоминает о похороненных там – женихе царевны Ксении Годуновой принце Иоанне Датском и сподвижнике Петра Первого графа В.Я. Брюса. Иногда П. Паламарчук сообщает поистине уникальные сведения. Так в статье о церкви Спаса Преображения в селе Спас-Тушине у реки Сходни автор пишет: «С 1930-х гг. рядом с храмом находилось кладбище погибших летчиков и парашютистов, на многих могилах вместо крестов стояли пропеллеры с именами и фотографиями. К 1965 г. кладбище срыли, памятники снесли, остались лишь бугорки. Земля использовалась под огороды, покосы, выгон скота. Кладбищенская ограда сломана».

Представляет ли вообще с точки зрения некрополистики работа П. Паламарчука какую-либо ценность? Если иметь в виду, что сведения о приходских кладбищах на территории Москвы до сих пор никак не систематизированы, то получается, «Сорок сороков» – единственный на сегодняшний день источник, в котором эта тема реализуется достаточно полно. Бесспорно, вклад П. Паламарчука в столичную некрополистику весьма значительный.

В последние годы П. Паламарчук серьезно болел. Но по воспоминаниям близких ему людей ни на день не прерывал своей работы: все что-то писал, дополнял, поправлял, собирал материалы, редактировал. Умер Петр Георгиевич Паламарчук 13 февраля 1998 года в Боткинской больнице. Отпевание почившего проходило в Сретенском монастыре, – обряд совершил сам настоятель игумен Тихон (Шевкунов).

Похоронен П.Г. Паламарчук на Химкинском кладбище.